Законодательная база Российской Федерации

ОПРЕДЕЛЕНИЕ Конституционного Суда РФ от 02.04.2009 N 484-О-П "ПО ЖАЛОБЕ ГРАЖДАН ЛАШМАНКИНА АЛЕКСАНДРА ВЛАДИМИРОВИЧА, ШАДРИНА ДЕНИСА ПЕТРОВИЧА И ШИМОВОЛОСА СЕРГЕЯ МИХАЙЛОВИЧА НА НАРУШЕНИЕ ИХ КОНСТИТУЦИОННЫХ ПРАВ ПОЛОЖЕНИЕМ ЧАСТИ 5 СТАТЬИ 5 ФЕДЕРАЛЬНОГО ЗАКОНА "О СОБРАНИЯХ, МИТИНГАХ, ДЕМОНСТРАЦИЯХ, ШЕСТВИЯХ И ПИКЕТИРОВАНИЯХ"

1. Нельзя согласиться с тем, что Конституционный Суд Российской Федерации отказался принять к рассмотрению жалобы граждан С.М. Шимоволоса, А.В. Лашманкина и Д.П. Шадрина на нарушение их конституционных прав частью 5 статьи 5 Федерального закона "О собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетировании", отказав тем самым заявителям в открытом, гласном и состязательном процессе, хотя принимал и рассматривал дела гораздо меньшей степени важности и актуальности. Представляется, что Суд в нарушение принципов конституционного судопроизводства уклонился в данном случае от своей главной обязанности - защиты конституционных прав и свобод граждан.

Между тем оспариваемая норма затрагивает существенным образом одну из фундаментальных политико-правовых ценностей - свободу мирных собраний и тесно связанных с ней - свободу слова и свободу выражения своего мнения, которые лежат в основе демократического государства и политического статуса граждан, гарантируются Конституцией Российской Федерации (статьи 29, 31) и особо охраняются общепризнанными принципами и нормами международного права.

Попытки представить нарушение прав заявителей как явление случайное или нехарактерное, как эксцесс исполнителя - заведомо несостоятельны. Жалобы представлены из трех разных регионов: Нижнего Новгорода, Самары, Кирова, и их схожесть свидетельствует как раз об обратном. Именно оспариваемая норма провоцирует повсеместные и массовые нарушения свободы мирных собраний, что подтверждает обильная административная и судебная практика применения этой статьи закона, многочисленные сообщения средств массовой информации, заявления политических партий и движений, наконец, подготовленный в 2007 году специальный доклад Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации "О соблюдении на территории Российской Федерации конституционного права на мирные собрания". Эта проблема имеет большой публичный резонанс, создает чрезвычайное напряжение в обществе, представляет особую актуальность и политическую остроту и несомненно требует вмешательства конституционного надзора.

2. Отрицание неопределенности оспариваемой нормы, на чем настаивает Конституционный Суд Российской Федерации, в том числе таких понятий, как "мотивированное предложение" и "согласование", представляется явно надуманным и голословным. Никак не оправдывает это отрицание и отсылка к некой необходимости использования оценочных или общепринятых понятий в законодательной технике в целях "их эффективного применения к неограниченному числу конкретных правовых ситуаций".

Такое оправдание в данном случае приводит как раз к противоположному эффекту - циничному и ничем не ограниченному произволу, с которым исполнительная власть использует оспариваемые положения в своих интересах и вопреки смыслу конституционной нормы. Более того, эта неопределенность способствует явной и неограниченной ничем дискреции публичной власти в вопросе о "согласовании" проведения мероприятия. Эта неопределенность тем более опасна для свободы собраний, что она позволяет исполнительной и муниципальной власти не только противодействовать любой публичной критике собственной деятельности, что немыслимо для демократического государства, но и под влиянием партийной ангажированности зачастую предоставлять определенные преимущества одним политическим партиям и движениям и пресекать возможные выступления их оппонентов.

Как говорится в специальном докладе Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации, "практика "согласования" проведения публичных мероприятий носит не правовой, а сугубо политический характер". Там же отмечается, что четких и исчерпывающих оснований для запрета публичного мероприятия закон не устанавливает. Именно неопределенность оспариваемых положений закона позволяет представителям органов власти запрещать те или иные массовые акции без весомых на то причин.

Невозможно разделить позицию Конституционного Суда Российской Федерации о том, что приведение в законе исчерпывающего перечня причин отказа в согласовании мероприятия "необоснованно ограничивало бы дискрецию (!) органов публичной власти по реализации своих конституционных обязанностей". По существу, здесь оправдывается произвол власти. Вопреки принципу публичных отношений - "запрещено все, что не разрешено законом". Вопреки смыслу конституционных норм, которые как раз и предназначены для ограничения произвола власти правом.

3. Конституционный Суд Российской Федерации утверждает, что по смыслу закона орган публичной власти не может якобы запретить проведение мероприятия, а вправе "лишь предложить изменить время и место его проведения". Между тем цель и смысл публичного мероприятия, направленного на свободное формирование и распространение мнений, выражение общественных настроений и интересов, привлечение внимания к требованиям митингующих, неразрывно связаны именно с местом и временем его проведения. Произвольное изменение времени и места проведения собраний и митингов заведомо может лишить смысла само проведение мероприятия, ограничить его публичность, массовость, эффективность и, следовательно, ограничить саму свободу собраний.

Оспариваемая норма закона не предусматривает никаких критериев обоснованности предложения об изменении места и времени проведения мероприятия, никакого механизма и процедуры согласования и никакой ответственности администрации за этот процесс, явно ставя субъектов согласования в неравные условия. Как правило, администрация отказывается от дальнейших переговоров с организаторами мероприятия и отклоняет все их возражения, в результате чего ситуация становится неразрешимой.

Административная и судебная практика однозначно понимает "согласование" как дачу согласия или разрешения на проведение мероприятия, причем во многих случаях орган публичной власти полагает себя вправе вторгаться в оценку не только места и времени его проведения, но и его целей, формы, массовости, целесообразности и т.п. Имеются случаи, когда свои так называемые предложения орган публичной власти прямо именует запретом на проведение мероприятия в том или ином месте или во время, сообщенное организаторами. Основание к этому содержится в оспариваемой норме в том, что организатор не вправе проводить публичное мероприятие, если не было достигнуто согласование по месту и времени его проведения.

Как запрет понимают эту норму Уполномоченный по правам человека в Российской Федерации и большинство экспертов по настоящему делу. Так, доктор юридических наук М.А. Краснов пишет: "Предоставление органу, должностному лицу несоразмерных дискреционных полномочий во взаимосвязи с фактическим запретом проводить мероприятие без согласования и санкциями, предусмотренными статьей 20.2 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях, есть явное умаление конституционного права граждан в нарушение части 2 статьи 55 Конституции Российской Федерации". Аналогичного мнения придерживаются эксперты В.Т. Кабышев, А.Н. Кокотов.

Таким образом, федеральный закон, формально провозглашая уведомительный порядок проведения публичных мероприятий, фактически путем введения оспариваемой нормы превращает этот порядок в разрешительный режим, оставляя неограниченную возможность усмотрения для запрета подобных мероприятий органам власти, что не соответствует смыслу конституционных норм и общепризнанных международных принципов права, отрицающих идею октроированных прав личности (эксперт В.И. Крусс).

Кроме того, такой предварительный контроль является не только произвольным и необоснованным, но и явно избыточным, поскольку конституционная норма презюмирует мирный характер акции, а закон предусматривает все необходимые ограничения по месту и времени ее проведения и меры по соблюдению общественного порядка и безопасности.

4. Никак не снимает неопределенность оспариваемой нормы, а еще более усугубляет ее положение о мотивированности изменения места и времени публичного мероприятия. Конституционный Суд Российской Федерации видит в этом некоторый позитивный момент, якобы обязывающий орган публичной власти и ограничивающий ее произвол. На самом деле никакого ограничения произвола и никаких гарантий объективности для организаторов публичного мероприятия это требование не создает даже в сочетании с не менее неопределенным и вялым понятием "веские доводы". Это так называемое мотивирование разительно отличается от терминологии Европейского Суда, касающейся общих ограничений свободы мирных собраний: "они должны быть убедительны и неопровержимы".

Между тем любезно предлагаемый Конституционным Судом Российской Федерации (не исчерпывающий) список возможных причин запрета массовых мероприятий (необходимость сохранения нормального и бесперебойного функционирования жизненно важных объектов коммунальной и транспортной инфраструктуры, поддержание общественного порядка, обеспечения безопасности граждан и т.п.) не только выходит за пределы ограничения места и времени, установленные федеральным законом (статьи 8 и 9), но и применим фактически к любому массовому публичному мероприятию подобного рода.

Поскольку какие-либо правила, критерии и конкретные требования к мотивам в законе отсутствуют - любой повод и предлог отвечает условию мотивированности. Уже материалы жалоб показывают, насколько заведомо избыточно, и порой абсурдно исполнительная власть и судебные органы выдвигают и оправдывают такого рода мотивы. Так, органы публичной власти легко запрещают проведение мероприятий под предлогом возможного проведения ремонта дорог и коммуникаций, высокой посещаемости мест проведения митингов и демонстраций, аварийного состояния культурных объектов и угрозы их сохранности и даже наличия обращения церковного иерарха о деструктивности проводимого мероприятия. Имеются также примеры, когда органы публичной власти заведомо создают подобные мотивы для запрета митингов и манифестаций, инициируя проведение в то же время и в том же месте иных публичных акций. Таким образом, требование мотивировать предложение органа публичной власти об изменении времени и места проведения мероприятия не представляет никаких гарантий реализации права мирных собраний и фактически используется как предлог для их запрещения.

5. Оправдывая по сути дефекты оспариваемой нормы, Конституционный Суд Российской Федерации как "наилучший способ" устранения ее неопределенности в качестве альтернативы предлагает обращаться в суд, что однако в данном споре не представляется эффективным способом защиты права на собрания, а в лучшем случае может быть лишь актом морального удовлетворения.

Сложность и быстротечность процесса организации и проведения собрания, митинга, демонстрации, включая процесс согласования времени и места их проведения, необходимость оповещения об этом большого количества участников и принятия необходимых организационных мер, даже при максимальном сокращении сроков рассмотрения спора в суде (что пока еще является лишь желательным) ставит под угрозу само проведение мероприятия и ведет к потере его актуальности и срыву.

При этом на организаторов перелагается дополнительное бремя судебного спора и необходимости обоснования своих доводов.

Имеющаяся судебная практика показывает, что, как правило, суды исходят из императивного требования оспариваемой нормы об отсутствии у организаторов мероприятия права на его проведение в случае, если нет согласия с органом власти относительно времени и места. Иной подход здесь вряд ли возможен, поскольку у судов отсутствуют иные формализованные законные критерии оценки. Конституционный Суд Российской Федерации явно перекладывает на суды общей юрисдикции собственную компетенцию, предлагая им оценивать ситуацию, а следовательно, и отсутствие или наличие конституционного права на собрание в каждом конкретном случае в зависимости от таких абстрактных принципов, как целесообразность, разумность, необходимость, соразмерность.

В отсутствие подобной практики суды не только рискуют выйти за пределы своих полномочий, но и породить судебный произвол. Представляется, что ни орган публичной власти, ни суды не могут иметь неограниченной дискреции в определении объема и пределов прав и свобод личности, гарантированных Конституцией Российской Федерации при условии, что их соразмерные ограничения могут устанавливаться только в определенных целях и только федеральным законом. Иное противоречило бы конституционному принципу непосредственного действия права.

Следует присоединиться к мнению эксперта В.И. Крусса, что дефекты оспариваемой в данном деле нормы таковы, что не позволяют надеяться на ее единообразное системно-конституционное толкование и применение на практике.